Уилльям Бранхам "Человек, посланный от Бога"

Зима 1937 была особенно суровой по всей стране. Небывалые снегопады прошли на северо-западе в течение нескольких дней и завалили снегом всю местность. Но настоящая трагедия произошла на востоке. Сильные и затяжные дожди шли неделями, наполняя водой притоки, впадающие в огромную реку Огайо, собирающую воды обширной западной зоны гор Аппалачи. Постепенно уровень реки поднялся выше отметки наводнения. Многочисленные жители, живущие по берегам реки Огайо, наблюдали за этим с большой тревогой, тем более, что не видели никаких признаков снижения уровня воды, которая растекалась по долине. День за днём вода продолжала подниматься. Дамбы и набережные были укреплены, но люди понимали, что если вода прорвётся в одном месте, то она растечётся и затопит громадные сельскохозяйственные площади и даже города, построенные вдоль реки.

На северном берегу Огайо напротив Луисвилла, штат Кентукки, расположен город Джефферсонвилль, в штате Индиана. Зловещая угроза наводнения явилась в самое неподходящее время для Уилльяма Бранхама, возможно, ни для кого другого во всём городе это не представляло большей угрозы, чем для него. Его жена заразилась опасной лёгочной инфекцией в то время, когда делала покупки в Луисвилле, по другую сторону реки. Из-за этого обстоятельства всё его внимание было сосредоточено на её выздоровлении. Но теперь новость дошла до них, как и до всех жителей города, что пик наводнения двигался медленно вниз по течению, и, по всей видимости, размытые дамбы больше не смогут удерживать воду. Из этого следовало, что Джефферсонвилль был обречён; но, по-прежнему, многие люди оставались.

Когда наступила ночь, Уилльям Бранхам находился на дежурстве, работая со спасателями во время их патрулирования по яростным водам поднявшейся реки. В полночь их самые худшие опасения подтвердились. Засвистели свистки, оповещая всех покинуть город. Сирены на пожарных постах звучали в ночи. Семья Бранхамов и тысячи других были вынуждены спасать свою жизнь бегством. Но, поскольку его жена была серьёзно больна, и в таком состоянии её нельзя было забрать в такой ураган, то её должны были перевезти во временный госпиталь, организованный правительством, который был расположен на возвышенности. В такую погоду и в таких условиях оба их ребёнка серьёзно заболели воспалением лёгких. Отец отвёз их тоже в госпиталь, где их уложили в наспех устроенные кровати, и десятки других жертв ожидали внимания переутомлённого персонала. Это было ужасно плохое место для госпиталя, и в довершение всех неприятностей двери не успевали закрываться, люди носились туда-сюда с истерическим криком;  их дома снесло сильным течением.

Хоть и хотелось ему находиться рядом со своими любимыми, однако молодой служитель осознавал, что на нём лежала ответственность, надо было возвращаться и помогать спасательной команде, которая неистово работала день и ночь. Трагедия разыгралась во многих местах, где вода неослабно текла сквозь город и за его пределами через сельскую местность. Ему было приказано отправляться на одну улицу, где вода сносила дома с фундаментов. Молодой служитель маневрировал на своей лодке по бушующим водам в этой зоне, вдруг его внимание привлекла печальная сцена. Мать со своими детьми, стоящая на верхних ступеньках веранды дома неистово махала и звала его на помощь. Мы предоставим Брату Бранхаму описать своими словами то, что произошло в тот драматический момент:

*  *  *  * *

Я услышал чей-то пронзительный крик и посмотрел туда, увидел мать с детьми, стоящую на верхних ступеньках веранды качающегося дома, сильные волны бились об него. Я прожил на реке практически всю свою жизнь, и подумал, может быть, мне удастся спасти эту женщину, даже если придётся рисковать своей собственной жизнью, ради неё и её маленьких детей, поэтому я направился в сторону дома. Когда мне, наконец, удалось посадить их всех в лодку, женщина чуть не лишилась чувств... Она непрестанно стонала и охала о своём ребёнке, и я подумал, что, может, у неё там, в доме остался ребёнок. Итак, после того как я доставил их благополучно на возвышенное место, я попытался вернуться обратно. Но было уже поздно; вода прибывала теперь слишком быстро, и меня подхватило течение. Ох, я никогда не забуду, как я тогда почувствовал себя. Многие вещи вспомнились мне: как я старался вести порядочную Христианскую жизнь, проповедовать Слово, стараться, насколько смогу, но казалось, что всё теперь было против меня.

Когда мне, наконец, удалось справиться с течением и достичь берега, я попытался добраться до правительственного госпиталя (прошло четыре часа с тех пор, как я оставил их), но, прибыв туда, я обнаружил, что там произошёл прорыв воды и всех людей эвакуировали. Я не знал, где была моя жена, и никто не мог мне этого сказать. О-о, как мне было тяжело в тот час. Я продолжал расспрашивать и, наконец, один офицер сказал мне, что их увезли на поезде в направлении Чарльзтауна, который находится около 12 миль севернее Джефферсонвилля, куда я и помчался, чтобы попытаться догнать их. Небольшой приток чуть выше по течению, вышел из берегов, создав пять миль быстро несущейся воды между тем местом и Чарльзтауном, смывая фермерские дома, а я знал, что поезд должен был проходить как раз по этой территории. У меня не было никакой возможности узнать, прошёл ли он здесь до того, как прорвалась вода, или его смыло водой с рельс...

Довольно долго мне не удавалось ничего разузнать, но потом я услышал, что поезд успел проскочить. Взяв быстроходный катер, я попытался пройти против течения, но оно было слишком сильным. Вода задержала меня, мы с несколькими друзьями находились в течение почти двух недель в месте, которое называлось Форт Фултон. Наш съестной запас был очень скуден, и я продолжал оставаться в неведении о моей жене и детишках.

Как только наводнение снизилось до уровня, когда я смог выбраться оттуда на машине, то отправился разыскивать её. Я не знал, были ли ещё живы моя жена, малыши, мать и брат. Там Бог продолжал говорить моему сердцу, и я мог себе представить, каково в такой час положение тех, у кого нет никакой надежды. На следующий день я переправился на другую сторону наводнения и начал поиски в Чарльзтауне. Никто там ничего не знал о приехавшем поезде и не слышал о ком-нибудь по фамилии Бранхам. В подавленном состоянии я шёл по улице и встретил старого друга, мистера Хэя. Он обнял меня и сказал: "Билли, мы их найдём где-нибудь!" Я отправился в кабинет к диспетчеру и навёл справки, когда там прошёл поезд и куда он направился; но он тоже не смог ничем помочь. С того момента прошло уже две недели и становилось всё больше и больше размытых территорий, и он думал, что его отправили куда-то дальше в глубь штата Индиана. Инженер, стоявший поблизости, сказал: "О-о, я помню этот случай. Мать с двумя больными детьми. Мы высадили их в Колумбусе". Он сказал: "Молодой человек, едва ли вы сможете добраться дотуда, поскольку из-за наводнения все поезда остановились". Таким образом, печальные новости только накапливались.

Но я собирался найти её во что бы то ни стало. Я просто шёл по дороге, плакал, со шляпой в руке. О-о, да! Когда думаешь об этом, то в памяти воскресают воспоминания. Вскоре меня догнала машина, и я услышал голос одного моего хорошего друга: "Билли Бранхам! Садись в машину. Я знаю, кого ты ищешь — свою жену с детками!" Я ответил: "Да". Он сказал: "Они находятся в больнице в Колумбусе. Твоя жена при смерти". "Мы могли бы каким-нибудь образом добраться туда?" Я был в отчаянии. Он ответил: "Я могу тебя туда отвезти; я открыл неизвестный путь по маленьким дорожкам, в объезд наводнения". Мы приехали в Колумбус к вечеру.

Доктор признаёт Хоуп безнадёжной
Я примчался в Баптистскую Церковь, которую использовали под госпиталь, вбежал, звал её, кричал её имя. Я нашёл её. О-о, нет! Она была при смерти! Я спросил о детях, они были в очень плохом состоянии, находились в доме моей тёщи. Я встал на колени рядом с раскладушкой, на которой лежала Хоуп. Она смотрела на меня, её тёмные глаза выражали сильное страдание, я взял её бледную тонкую руку и молился, как только мог. Но, казалось, безрезультатно; во всяком случае, не было никакого ответа. Ей становилось всё хуже. Молодой врач спросил меня: "Вы друг доктора Сэма Эдера?" "Да". "Я должен вам сказать, пастор, ваша жена умирает". Я умолял: "Нет, ни за что!" "Да", — ответил он мрачно и отвернулся.