Последние мгновения
…Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт.
Евангелие от Иоанна 11:25
Смотря на тело нашего Брата Уилльяма Бранхама, лежащее в больничной палате, я не мог не вспомнить тот сильный, динамичный дух, который взывал против Иезавели и деноминационных духов страны. Теперь это уже не был пророк Божий, это было бедное, израненное и измученное тело, у которого даже не было волос на голове, удалённых перед операцией.
В период его содержания в больнице я считал невероятным, чтобы он не поправился; даже когда я узнал, что он умер, я, казалось, даже не мог осмыслить этот факт. Так что я по-прежнему ожидал, что он выйдет из больницы. По просьбе Билли Поля я выбрал руководителя похорон, но из-за сильной убеждённости в том, что пророк ещё будет жить, я наказал им не убирать тело без моего присутствия. Я хотел быть уверенным, чтобы не произошло ничего такого, о чём бы я не знал.
В зале ожидания Брат Билли Поль попросил меня сообщить о случившемся остальным. Когда я это делал, Билли стоял и задумчиво смотрел из окна. Потом он позвал нас посмотреть на необычный небесный вид, где заходящее солнце, луна и вечерняя звезда располагались в одном месте. Эти три небесных тела на западном небосводе были настолько близки друг к другу, что я мог закрыть их большим пальцем вытянутой перед глазами руки. Звезда, луна и солнце светили почти с одинаковой яркостью. Я никогда не видел такой яркой звезды. Казалось, что от неё отходят лучики света. Он родился под знамением, и я, вместе с Билли Полем и многими остальными, являюсь свидетелем, что когда этот пророк Божий ушёл из жизни сей, на небе было знамение.
Наша небольшая группа стояла в размышлениях и задумчиво пела Верь, только верь. Билли сказал, что его папа хотел бы, чтобы так было. Когда слова нежно проплывали по комнате: верь, только верь, Богу возможно всё, у каждого были свои мысли, и всё же, казалось, у всех было похожее чувство, как и у последователей Христа, стоящих у подножия креста. Они по-прежнему видели земную славу, которая, как им казалось, должна была окружать их Господина в Его Царстве на этой земле. Хоть у них не было ни единой тени сомнения, что это их Мессия, они были смущены, когда встала угроза крестной смерти, а затем она стала реальностью. Так и у нас, кто стоял там в тот день, не было ни тени сомнения, что это был Божий пророк, о котором говорилось в Малахии 4, которому надлежало придти, чтобы Бог не “поразил землю проклятьем”. Так же и мы были смущены смертью этого мужа Божьего.
Братья попросили разрешения посмотреть на тело пророка. Всего их было шестьдесят человек, но больничные правила были очень строгими, и пустили только семь человек. По просьбе Брата Билли из шестидесяти человек я выбрал семь; я повернулся спиной и по памяти назвал семь имён. Это были Брат Блер, Брат Эванс и пять других. Когда эта семёрка приблизилась к кровати пророка, один из них, Брат Йорл Мартин, заговорил о том месте Писания, где Илья был вознесён, где говорилось об огненных колесницах, которые его унесли. Это была очень трогательная сцена, когда мы взялись за руки и, стоя вокруг кровати, снова запели Верь, только верь.
Прибыл руководитель похорон; тело накрыли красной бархатной тканью и положили на койку, потом её закатили в лифт и дальше в машину скорой помощи. На всём протяжении этого короткого перемещения я находился как можно ближе к голове пророка, в ожидании, что в любой момент он прошепчет мне: “Брат Грин, забери меня отсюда!”
Брат Билли Поль пообещал, что решение о месте захоронения его отца, будет ли это в Тусоне или в Джефферсонвилле, останется за его матерью. Он придерживался данного обещания, поэтому принятие этого решения ожидало достаточного выздоровления Сестры Бранхам от сотрясения мозга. Когда это наступило, её решением было перевезти тело для захоронения в Джефферсонвилл.
Сначала я был поражён и потрясён новостью о том, что тело должны забальзамировать для переправки по стране, но затем мне вспомнилось место Писания, где Лазарь был укутан в погребальные одежды, а также то место, где Иисуса забальзамировали. Согласно Слову Божьему, это не стало для них препятствием. Поэтому я решительно повернулся к руководителю похорон и подписал необходимые документы для произведения бальзамирования.
Продолжением изумительного срастания костей пророка стало сообщение руководителя похорон о прекрасном состоянии циркуляционной системы тела. Он рассказал мне, что в результате этого жидкость достигала каждой частицы его тела. “Из всех людей, над кем мы работали, он будет сохранён лучше всех”, — были его слова.
Брат Билли Поль позвал меня в номер его отеля, но прежде чем я пошёл, я снова пошёл и принял меры предосторожности для охраны тела пророка. Я попросил руководителя похорон поместить его в отдельную комнату и закрыть дверь на всё время, пока меня там не будет. Честно, я думал, что к моему возвращению Брата Бранхама там не будет.
Дав Брату Билли Полю и Сестре Лойс по таблетке снотворного и убедившись, что они заснули, я оставил их вместе с Братом Бордерсом, который спал на диване, и принялся звонить по телефону, сообщая новость о смерти Брата Бранхама. Когда я сообщал об этом Брату Невиллу из Джефферсонвилла, приехал Брат Уилард Коллинз со своей семьёй, в тот же вечер выехавший из Тусона. Они, конечно, были безмерно опечалены, но стали для меня великим утешением, когда Брат Коллинз сказал: “Брат Грин, я хочу сказать тебе, как высоко я тебя ценю за всё, что ты сделал для Брата Бранхама”. Он продолжил словами: “Брат Бранхам просил меня открыть церковь в Тусоне; я подвёл его, но ты не подвёл. В Тусоне должна была быть церковь, чтобы Брат Бранхам имел место, где могла бы поклоняться его семья и он мог бы совершать Вечерю Господню”.
Настало время, когда мне нужно было лететь с телом пророка в Джефферсонвилл. Мне было тревожно ехать одному, и Брат Коллинз согласился поехать в аэропорт вместе со мной. Когда мы приехали в похоронный дом, тело лежало в небольшом сером гробу, крышка была закрыта, и его уже начали упаковывать. Я посчитал важным иметь свидетеля в том, что тело пророка по-прежнему находилось в гробу, поэтому я попросил его открыть, чтобы Брат Коллинз мог взглянуть на него. Так и сделали. Эта сцена навсегда запечатлелась в моём разуме: тело Брата Бранхама было одето в белую одежду, лицо сияло от масла, от его лица исходило такое свечение, что оно, казалось, освещало комнату. Единственное, что пришло мне на память — это как Брат Бранхам описывал тех людей, кто находился “за завесой времени”.
После посадки пассажиров и загрузки груза последним на борт самолёта авиакомпании “Транс-Уорлд-Эйрлайнз” погрузили его тело. Я занял место, стоящее как можно ближе к находящемуся в багажном отделении телу пророка. Так часто, садясь на самолёт, я молился, чтобы Господь даровал мне безопасный перелёт, чтобы Он взял и использовал меня, и в сохранности привёл меня домой к своей семье. В этот раз всё было иначе; я сказал: “Господь, если Ты хочешь забрать Своего пророка в огненном шаре, как Ты это сделал с Илией, я с радостью уйду с ним”.
Мы высадились в Сент-Луисе, тело пророка и я, в ожидании подходящего самолёта для продолжения пути. Я так и не отходил от гроба, даже когда его катили по огромному аэропорту на склад. На этом складе у меня снова появилась возможность провести шестичасовое бодрствование, приложив к гробу своё ухо. В любую секунду я ожидал услышать, как пророк скажет: “Брат Грин, забери меня отсюда”. На складе было одиноко и холодно, в разуме пробегали мысли, вопросы, ещё больше вопросов… Что же теперь?
И верное Слово снова пришло мне на помощь: “Даже если мёртвый воскреснет, они не поверят”. В конце концов, что бы я делал, если бы он заговорил со мной? Разве мне кто-нибудь поверил бы, если он воскреснет? Поверил бы мне Брат Билли Поль? А Брат Бордерс? Или они обвинили бы меня в пропаже тела? В тот момент я решил спросить у Господа, не показывает ли Он мне, что он должен будет восстать со всеми умершими во Христе. Затем я сказал: “Господь, не дай ему воскреснуть здесь, где есть только я. Подожди, пока будут свидетели”. Я боялся, что люди мне не поверят. И согласно Слову, они не поверили бы, если не были предопределены поверить.
В Джефферсонвилле нас встретила группа скорбящих, среди них был мистер Кут, близкий друг Брата Бранхама, Билли Поль выбрал его руководителем похорон, а также следователем, ведущим дело о смерти. Присутствовал и тот человек, чей голос звучит на плёночных записях собраний по всей стране, подчёркивая слова пророка громким и звучным “аминь”. Его преданность и любовь к этому мужу Божьему не имела себе равных среди последователей и верующих его посланию. Однажды, на собрании в Шривпорте, он выкрикнул: “Мы любим тебя, пророк!” И Брат Бранхам, взглянув вниз, сказал: “Брат Бен, я тебя тоже люблю”. Таким образом, преданный Бен Брайнт прилетел самолётом из Амарилло, чтобы просто присутствовать в тот момент, когда пророка возвращали в его родной город. Брат Бен с таким уважением относился к телу своего пророка, что собираясь помочь разгрузить гроб, он снял шляпу, и не найдя места, куда её положить, он просто бросил её через голову на землю. Я видел это; это одна из многих вещей, врезавшихся в мою память за тот день. Я теперь вспоминаю, как Брат Бранхам говорил о Брате Бене: “Здесь сидит мой брат, весь в осколках от второй мировой войны, которые давят ему на нервы. Я люблю его. Так как он пошёл на войну, мне не пришлось туда идти”. Говоря это, в голосе пророка чувствовалось глубокое душевное волнение. Писание говорит: “Если принимаешь пророка во имя пророка, получишь награду пророка”.
В похоронном доме я снова захотел убедиться, что гроб содержал тело Брата Бранхама, так что я попросил мистера Кута открыть его ради меня. Приподняв крышку, предо мной снова предстала та же самая незабываемая картина: в скромном гробу лежал Брат Бранхам в белой одежде, его лицо сияло. Этот гроб, использовавшийся для перевозки тела пророка, позже был заменён другим, который выбрали родные братья и сёстры Брата Бранхама. Тот оставшийся гроб, как мне сказал мистер Кут, потом был использован для погребения неимущего. Я верю, что тот бедняк был похоронен в помазанном гробу.
Усталый и рассеянный, вечером я пришёл в номер отеля, но не мог заснуть. Я вспомнил, что в городе находился Брат Ли Вэйл; возможно, он знает ответ. Брат Бранхам очень высоко отзывался о Брате Вэйле и даже говорил, что если вы хотите узнать, чему он верит, спрашивайте Брата Вэйла. Он стоит как маяк к посланию Брата Бранхама, проливая свет из Писаний. Где-то к полуночи я приехал в номер к Брату Вэйлу и поднял его с постели. Я попросил его как-то помочь мне понять.
“Я не понимаю, так же как и ты”, — ответил он. Он повторил видения, включая видение палатки. “Если только Бог не сократил труд, — сказал он, — он должен восстать”.
И снова я лежал в номере отеля, размышляя: “Господь, если Ты уже забрал Своего пророка со сцены, и он уже изрёк все тайны, и следующим произойдёт воскресение усопших во Христе, тогда я хочу поблагодарить Тебя за все дарованные мне привилегии”. Мысленно я возвратился к тому времени, когда Брат Бранхам впервые посетил Скинию Тусона. (Фото №22) Это было в воскресенье, 21 ноября 1965 года. В предшествующую субботу он попросил у меня минут пять, чтобы сказать людям, как он благодарен, что теперь в Тусоне была церковь. Я никогда не забуду, что он сказал в то воскресенье: “Я благодарю Бога, что Брат Грин последовал водительству Святого Духа”. Я подумал: “О-о, Боже! Неужели я действительно так поступил?” Я был настолько несведущ о водительстве Святого Духа в моей жизни, что даже не знал, что это оно и было, но лучшего водительства не найдёшь. Меня покрыла теплота благословения от той мысли, что я сделал то, что он у меня просил. Когда он попросил меня открыть место поклонения, он сказал, что сам не может это сделать, так как пообещал служителям полного Евангелия Тусона, что он не будет открывать церковь. Однако, кроме меня, он просил и других братьев предоставить место поклонения. Каждый раз, когда находили здание, они подходили и спрашивали его, будет ли оно подходящим местом. К их изумлению, все предложения он принимал очень холодно, как будто не был ими доволен. Они не понимали, что это было из-за того, что он был очень честен к соблюдению данного им слова служителям этого города. Однако наедине он продолжал меня спрашивать, когда я приеду и открою церковь, когда снова приеду проповедовать. “Если бы у тебя не было хорошей церкви в Техасе, ты приехал бы и открыл её здесь у нас”, — сказал он мне.
Я с трепетом вспоминал тот день, 21 ноября, когда он впервые стоял за кафедрой в Скинии Тусона и сказал: “Я хочу, чтобы вы знали: это моя церковь”. Он сказал: “Если, когда придёт Господь, здесь останется только двое, будьте одним из тех”. В то время это вселило мне надежду, что его слова привлекут всех нас вместе поклоняться в любви и мире, в единстве и взаимодействии.
Той одинокой бессонной рождественской ночью я лежал в своей постели, пересматривая события последних нескольких месяцев, казалось, некоторые события, выделяющиеся на фоне всех остальных, начинали обретать какое-то значение. Во-первых, мне было очень приятно, что я без всякой задней мысли последовал воле Божьей, как об этом засвидетельствовал Его пророк, и установил в городе Тусон церковь. В мыслях проснулось воспоминание о том, как он стоял на другой стороне улицы напротив здания, которое позже стало скинией, и наблюдал за проходящим парадом. Это был тот момент, когда оркестр прекратил играть и, поравнявшись с этим зданием, вдруг заиграл мелодию Воины Христа, вперёд. Я вспоминал воскресенье, 21 ноября, когда он проговорил те добрые слова о том, что я сделал, и когда я попросил его рукоположить меня. Когда я склонился перед ним, в его словах, которые слышны на плёнке, открывается, что Бог показал ему здание скинии ещё до того, как я его арендовал. Будучи верен своему слову, он мне этого не говорил; он позволил Богу привести меня туда. Лёжа на постели, меня осенила вторая поразительная мысль: я был последним служителем, которого он рукоположил.
Той ночью, по-прежнему пребывая в раздумье, мои мысли унеслись к ноябрьским служениям на праздник Дня благодарения в городе Шривпорте, к трогательным воспоминаниям о проповеди На крыльях белоснежного голубя. Его голос снова зазвучал в моих ушах, когда я вспоминал его послание о голубе, ведущем орла. Это было знамением свыше. Моя младшая сестра Барбара предстала перед ним в тот вечер в молитвенном ряду. Она стояла пятой по счёту. Пророк, повернувшись спиной к первым пяти человекам, трудился с каждым из них, как Господь ему показывал: мощное проявление того последнего атрибута, предшествующего Пришествию Господа. Когда к нему подошла Барбара, страдающая от мигрени, он сказал: “Вот молодая женщина, которой я не знаю”. (Я в тот момент находился в церковном кабинете, управляя телефонной связью, идущей в двадцать восемь церквей, подключенных по всей стране.) “Подождите минутку, — продолжал он, — я сказал, что не знаю её, но я знаю того, кого знает она. Брат Пэрри Грин, в видении, стоит прямо передо мной. Это его сестра”. Я посещал собрания Брата Бранхама с 1950 года и всегда оказывался где-то сзади, но про себя я просил у Господа, чтобы пророк публично увидел видение обо мне. В тот мрачный рождественский вечер ко мне пришла третья веская мысль: это было последним видением, которое было у Брата Бранхама публично.
В тот вечер мои мысли мчались дальше и дальше, они несли меня к тем собраниям, которые я посетил после собраний в Шривпорте. Эти последние, великие, неповторимые послания были произнесены в заключительной стремительной поездке по западу, завершая послание Невесте. Город Юма, штат Аризона, услышал тайну захвата Невесты в вознесение в проповеди Восхищение. Затем, как бы в стиле стаккато, прозвучали пророческие проповеди, сказанные в Калифорнии: То, что будет, Современные события, прояснённые пророчеством и Руководство, в городах Райэлто, Сан-Бернардино и Уэст-Ковина соответственно, 5, 6 и 7 декабря.
Возвращаясь из Ковины в Тусон, он отметил своим близким друзьям, которые ехали с ним в машине: “Что ж, однажды меня может здесь не стать. Когда услышите об этом, ешьте непрожаренный бифштекс и вспоминайте обо мне”. Основанием для этого высказывания стали слова его брата Ховарда, когда они вместе путешествовали. “Билл, — он сказал, — после того, как меня не станет, когда будешь есть непрожаренный бифштекс, вспоминай обо мне”. С ностальгией я вспоминал те моменты, когда мы с Братом Бранхамом были в дороге, и он говорил мне: “Давай остановимся и съедим непрожаренный бифштекс и вспомним о Ховарде”. Теперь же, каждый раз, как я ем непрожаренный бифштекс, я не могу не вспоминать Брата Бранхама, как он любил скот, коров, запад, как в его сердце, преданном пустыне и дикой природе, всегда была тоска об этом. Когда он в тот день ехал со своими друзьями из Ковины, он повторил это высказывание, которое он сказал мне в августе того же года: “Так много людей ожидают палатку, но я задаюсь вопросом, ожидают ли они Восхищения, или они ожидают палатку?”
В воскресенье, 12 декабря, Брат Бранхам не пришёл на утреннее служение в скинии, потому что у него были некоторые встречи. Одна из них проходила с Братом Вэйлом, который только что закончил редактирование книги Изложение Семи Периодов Церкви. Он был безмерно счастлив, что теперь она была доступна народу. В своей беседе с пророком в то утро, Брат Вэйл сказал: “Брат Бранхам, есть люди, которые говорят, что ты и есть Сам Сын Человеческий”.
Пророк ответил, что он часто говорил об этом на плёнке: “Ли, — сказал он, — я не являюсь Самим Сыном Человеческим. Я просто один из сынов человеческих. Сын человеческий — это пророк. Пророк — это уста Божьи; поэтому мне приходится говорить от первого лица, но это не я, это Он”.
В то утро после собрания Брат Бранхам обедал в ресторане Фёр-Кафетериа, я и моя семья тоже там присутствовали. Когда мы стояли у кассы, чтобы оплатить счета, он сказал мне: “Билли говорит, что сегодня вечером у нас в церкви будет Вечеря Господня”. Я ответил, что это так, и он сказал: “Я тоже приду, я хочу тебе помочь”.
“Брат Бранхам, — предложил я, — я с радостью отдам вам всё служение”.
“Нет, — сказал он, — ты — пастор. Ты продолжай как всегда и подготовь послание, а я проведу за тебя Вечерю Господню”. Он спросил о вине и хлебе, а также, есть ли у нас поднос со стаканчиками, и я ответил, что купил это. “Это хорошо, — сказал он, — но, знаешь, я предпочитаю чашу”. (Он действительно это сказал, и я отвечу за это в День Суда.)
“Брат Бранхам, — возразил я, — в Джефферсонвилле вы же использовали поднос со стаканчиками”.
“Это было из-за людей, — сказал он. — В самом начале мы использовали чашу, потом все начали бояться, что подхватят от кого-нибудь туберкулёз или что-нибудь ещё, так что я позволил использовать поднос со стаканчиками. Это ничего, но, знаешь, Господь со Своими учениками использовал чашу”. Я там же принял решение, что буду использовать чашу, но в то время у меня её не было. Если бы тогда я знал, что узнал в тот момент, я бы купил чашу.
Я вспоминал, как он вошёл в тот вечер, сел среди собравшихся, потом поднялся, чтобы пройти на платформу. Я не просил его пройти вперёд, за что меня некоторые критиковали, но у меня на то была причина. Это он научил меня быть таким человеком, чтобы я сам мог внушать доверие тем, кто приходил поклоняться в скинию. Он знал, что я всегда его приглашал, но также он знал, что я не добивался успеха за счёт его известности. Если бы я настаивал на том, чтобы каждый раз, когда он приходил, он выходил за кафедру, я бы ничем не отличался от группы предпринимателей, которая использовала его для привлечения массы народа. Это записано на плёнке и на Небесах, как я сказал, что Брат Бранхам даже не смог бы проповедовать в скинии столько, сколько я этого хотел бы, но, одновременно, моим глубоким желанием было иметь для него место, куда он мог бы приходить на служение и не чувствовать себя обязанным брать всё в свои руки. Это должно было стать местом для поклонения, куда он мог бы придти и поклоняться с остальными людьми, иметь дружеские отношения, вращаться среди них и общаться, что он и делал. Он был доволен, что это так.
На этой же неделе, в среду вечером, я открыл служение, предложив собравшимся братьям дать свидетельство, и ко всеобщему удивлению, первым на ноги встал Брат Бранхам. “Брат Пэрри, — сказал он просто, — я хочу использовать каждую возможность, чтобы воздать Господу благодарение”. В воскресенье вечером, 12 декабря, я проповедовал послание под названием Бог никогда не опаздывает. Меня до сих пор охватывает волнение, когда я вспоминаю, как я говорил в своей проповеди о том, как Симеон держал Иисуса, что “человек держал в своих руках Бога, Эммануила”, и пророк Божий, сидящий на платформе за моей спиной, сказал на это отчётливое “аминь”. Такой опыт переживания не забывается. Как и Брат Бен, таким же образом и он поддерживал проповедника; и я никогда за это не критиковал Брата Бена. Это естественный и соответствующий Писаниям способ выражения согласия.
Лёжа там, я вспоминал, как обрадовался, когда узнал от Билли Поля о наборе заметок, которые его папа намеревался использовать в Джефферсонвилле, в проповеди, которую он произнёс бы 26 декабря: Сын дан нам, Младенец родился нам. Меня привело в восторг то, что в его заметках были слова, которые использовал я: “Человек держал в своих руках Эммануила, Бога”. Я не знаю, делал ли он эти заметки до или после моей проповеди, но в любом случае, я был взволнован тем, что уже сказал это. Если это было до моей проповеди, может быть, поэтому он так громко сказал “Аминь”. Или, может быть, он сделал заметки после моей проповеди, подготавливаясь к проповеди, которую он должен был проповедовать 26 декабря.
Я вспоминал, как он планировал, чтобы я приехал и устроил телефонную связь, чтобы люди могли слышать его рождественское послание на следующий день после Рождества. И его роковые слова: “Одновременно, ты сможешь увезти назад этот автомобиль, на котором я поеду туда. Брат Уэльч Эванс недавно осмотрел его и починил все мелочи, а Брат Хикерсон осмотрел его, когда я в последний раз был в Джефферсонвилле. Брат Грин, тебе достанется замечательная машина”. Голос пророка, описывающий автомобиль, который по пути в Джефферсонвилл довёз его только до Техаса, снова отозвался эхом в моих мыслях.
В тот же воскресный вечер, 12 декабря, он говорил проповедь под названием Причастие, которая позже стала первой книгой в первой серии книг под названием Изречённое Слово. Я никогда не слышал, чтобы кто-то верил в “духовное причастие”, пока не услышал, как в тот вечер он очень ясно объяснил, что некоторые этому верили, хотя тоже заявляли, что признавали его за Божьего пророка. Он не оставил никаких сомнений в том, что такое учение противоречило Слову. Он показал, что мы безоговорочно должны выполнять эти три обряда: крещение во Имя Господа Иисуса Христа с погружением в воду, принятие Вечери Господней в виде неквасного хлеба и вина, и омовение ног. Он сказал, что делать это неправильно есть смерть, и не делать этого вообще — тоже смерть. Только позже я узнал, что я сделал, выбрав в тот вечер несколько человек помогать раздавать Вечерю Господню, потому что как раз эти люди и верили в духовное причастие и никогда в жизни его не принимали. Вот что значит “поставить кого-то в затруднительное положение”, и я сделал это неосознанно. Сначала они услышали, как пророк Божий стоял и проповедовал это, затем пастор вызвал их подойти и совершить это — вот так ситуация. После этого Брат Бранхам подал мне хлеб и вино. Затем настал его черёд, и я так хорошо помню, когда он протянул руку и взял с середины подноса стаканчик, повернулся к собравшимся и сказал: “Больше не буду пить от плода виноградного до того дня, когда войду в Царствие Отца моего”. Хотя он цитировал слова Иисуса, он также исполнял прообраз Его жизни и служения.
В ту рождественскую ночь, лёжа на кровати, меня осенило четвёртое осмысление: я был последним человеком, кто принимал из рук нашего брата Вечерю Господню.
Длинная ночь созерцания и поиска ответов подошла к концу. На следующий день, по просьбе Брата Невилла, я выступал перед собранием Скинии Бранхама, в Джефферсонвилле, пересказывая им все известные мне события последней недели. Мне выпало стоять за кафедрой и говорить тем людям подробности о смерти этого пророка, которого они на протяжении тридцати четырёх лет называли пастором.
В тот день по дороге в аэропорт встречать Брата Билли Поля, который должен был приехать со своей матерью, сёстрами, Иосифом, Братом Бордерсом и Братом Джорджем Смитом, я снова остановился в похоронном доме. Ещё до отлёта из Амарилло, Брат Билли попросил меня взять с собой паричок его отца, чтобы положить его на голову Брата Бранхама, что было естественным, и можно было бы скрыть то место, где производилась операция на мозг. Я так и сделал. Накладка была прикреплена на место, и перед приездом Билли Поля я напоследок проверял тело. Когда мне открыли гроб, меня поразило то, что я больше не узнавал Брата Бранхама. С паричком он выглядел лет на тридцать пять, а не на пятьдесят семь. Он показался мне таким, каким он выглядел на фотографии в Хьюстоне, где явился венец света. Я выразил мистеру Куту свою озабоченность, сказав, что Брат Бранхам выглядел слишком молодым, и Брату Билли Полю это может не понравится. “У него слишком выразительный рот. У него был немного более тёмный цвет лица, чем вы его сделали”, — сказал я мистеру Куту. Он сказал, что посмотрит, что возможно сделать.
Прибыли Брат Билли Поль и все, кто с ним был. После того, как его мать благополучно передали в руки доктора Сэма Эйдара, мы тут же поехали в похоронный дом. Когда мы вместе осмотрели тело, он повернулся ко мне и скептически сказал: “Что вы сделали с моим папой?” Это был искренний вопрос, исходящий из сердца, полного горечи, выражающий встревоженность и упрёк за то, что я, как ему казалось, сделал это. (Какой бы поднялся переполох, если бы я приехал в Джефферсонвилл с пустым гробом! …даже если мёртвый воскреснет — не поверят.) Я сказал Билли, и мистер Кут был свидетелем, что таким тело его отца прибыло вместе со мной из Амарилло.
На следующий день тело осматривала мать Сестры Хоуп, миссис Брумбах, она повернулась ко мне и, сквозь слёзы, сказала: “Брат Грин, это такой Билли… каким я его знала… когда он женился на моей дочери”. Тогда я осознал, что смотрел не на пожилого Брата Бранхама, но как на молодого человека. И многие начали делать различные предположения.
На похоронном служении, проводившемся 29 декабря, проповедовали Братья Невилл, Коллинз, Джексон и Раддел. Я вёл пение и читал некролог. Пришло так много людей, что церковь была забита до отказа уже к одиннадцати часам, хотя служение начиналось только в час дня. Сотни остались стоять снаружи на стоянке. На то, чтобы все прошли рядом с гробом, ушло более часа.
Сестра Бранхам, по-прежнему страдающая от сотрясения мозга, была неспособна принять решение, будет ли её муж похоронен в Джефферсонвилле или в Тусоне. Стоя рядом с гробом его отца, Брат Билли Поль повторил слова, которые я слышал от него в Амарилло: “Господь помог мне это пережить, но я ни за что не стану тем человеком, кто предаст его земле”. Я нежно взял горюющего сына за плечи и повернул его. Брат Бордерс обнял его своей рукой и вывел оттуда. Билли уже раньше просил меня, чтобы я проследил за тем, что прежде чем закроют крышку гроба, паричок должен быть снят. В качестве заключительного действия, я попросил мистера Кута снять паричок. Когда это сделали, я осторожно накрыл тело Брата Бранхама специальной тканью, крышку закрыли, и мои глаза были последними, кто видел останки Божьего пророка.
Мистер Кут закрыл гроб на замок и отправил его в частное хранилище на верхнем этаже его похоронного дома в ожидании решения Сестры Бранхам. Вот истинные факты произошедшего. По всему миру пошли слухи, что его поместили под сильную заморозку стоимостью в пятнадцать тысяч долларов в ожидании воскресения, хотя ничего подобного не было. (Даже при его смерти нашлись те, кто пытался любыми коварными средствами, на которые только были способны, обесчестить Брата Бранхама, его семью и его верных последователей.)
В четыре часа дня, выйдя на улицу после служения, многие люди начали замечать необычную окраску и круги вокруг солнца. Мой отец указал мне обратить внимание на это необычное явление, а затем пошёл позвонить моим сёстрам в Техас, чтобы узнать, происходило ли такое же явление там. Он позвонил в Калифорнию и другие места. Отовсюду звучал один и тот же ответ: везде видели точно такое же явление. Он умер под знамением, он родился под знамением, и во время его похоронного служения на небе было знамение.
Средства массовой информации начали свои поиски достойного освещения в печати рассказа о смерти Брата Бранхама. К счастью, мне сообщили, что в шесть часов вечера одна телекомпания должна была сообщить зрителям, что последователи покойного Уилльяма Бранхама, ожидая его воскресения, вместо захоронения поместили его тело в хранилище. Я связался с Братом Билли Полем и сообщил тревожную новость о предстоящей трансляции, и он попросил меня остановить её, если смогу. Не имея понятия, какая телестанция была вовлечена, я начал звонить во все подряд, связавшись наконец с нужным директором новостей буквально за две минуты до выхода программы в эфир. Я быстро рассказал ему истинные факты дела, объяснив, что задержка с похоронами произошла в результате ранения Сестры Бранхам. Я сказал ему, что мы не имели никакого отношения к этому рассказу о заморозке. Этот человек выразил благодарность, что я ему позвонил, и сказал: “Проповедник Грин, я высоко ценю, что вы мне это сказали. Мне было бы очень неприятно вызвать на семью такое порицание”.
Закончилось это тем, что только 11 апреля 1966 года, после выздоровления Сестры Бранхам, пророка наконец похоронили.
Начиная с дня рождения Брата Бранхама, с 6 апреля 1966 года, Брат Билли Поль устроил в Джефферсонвилле специальные служения, на которых он проигрывал семь плёнок, которые пророк проповедовал, но не разрешил распространять. На этом собрании поползли слухи, что Брат Бранхам тайно восстанет из мёртвых. Однажды вечером, когда я находился в кабинете и помогал Билли Полю, зазвонил телефон. Это было за день до пасхи. Голос на другом конце связи грубо спросил меня.
“Кто говорит?” — затребовал он.
“Пэрри Грин”, — ответил я.
Он произнёс моё имя по буквам и спросил, правильно ли он это сделал. Я поправил его, посчитав, что это кто-нибудь из хорошо знакомых, что он просто разыгрывает меня, как бы не зная это необычное написание моего имени. Он спросил меня, не проводим ли мы особые служения. Я ответил, что это так. Постепенно я начал понимать, что это никакой не друг семьи. Наконец, я спросил, с кем я разговариваю.
“Это мистер Браун из “Юнайтед-Пресс-Интернэйшнл”, из Луисвилла, — ответил он, затем резко спросил, — ведь вы все ожидаете, что пасхальным утром Уилльям Бранхам воскреснет, не так ли?”
Прямота его вопроса меня немного ошарашила, но мне удалось подобрать осторожный ответ: “Что ж, сударь, может, кто-то этому и верит. Какой вы веры?”
“Баптист”, — последовал ответ.
“Разве вы не верите в воскресение? — парировал я. — Разве вы не верите во второе Пришествие Господа?”
“Верю”, — признал он.
“Что ж, мы тоже верим”, — сказал я.
Его следующий вопрос был задуман таким образом, чтобы подловить меня моими же словами: “Как вы считаете, могло бы это произойти завтра утром?”
“Сударь, — сказал я искренно, — я ничуть не удивлюсь, если бы это произошло”.
Это то, что ему было нужно. У него было достаточно информации, чтобы исказить мои слова. На следующий день “Юнайтед-Пресс-Интернейшнл” по всему миру сообщала обо мне следующее: “Проповедник Пэрри Грин, пастор Скинии Тусона, состоящей из четырёхсот членов, сказал: ‘Некоторые из последователей покойного Уилльяма Бранхама верят, что в пасхальное воскресное утро он восстанет из мёртвых, а что касается меня, то я не удивлюсь, если это произойдёт’”.
В Тусоне работники “Юнайтед-Пресс” взяли городской справочник и нашли имя Пэрри Грина, а также адрес Скинии Тусона, Центральной Церкви Ассамблеи Божьей на Райтстаун Роуд, 560 С. Стоун (потому что так она там значилась). Таким образом, в их местной заметке обо мне говорилось как о служителе Ассамблеи Божьей. Некоторые люди, следовавшие посланию Брата Бранхама в Тусоне, прочитали статью и были очень сильно расстроены. По телефону в мой адрес звучали настоятельные слова, чтобы я “держал язык за зубами”. В Джефферсонвилле это оказало такой же эффект. Лидеры последователей послания подошли ко мне и дали понять, что не моё это было дело разговаривать с газетными репортёрами, и что если что-нибудь и будет сказано, это будет “объявлено официально”. Что и говорить, у меня было ужасное чувство, потому что я вызвал поношение на Сестру Бранхам и её детей, а также на жизнь и служение Брата Бранхама; конечно же, я знал, что они не верили ничему подобному. В тот день я сказал Сестре Бранхам, что я лучше соглашусь быть преданным забвению, чем причинить хоть какое-то поношение, печаль или беспокойство её семье. Её добрые слова обнадёжили меня: “Брат Грин, я верю тебе”.
Конечно же, на следующий день газеты посчитали необходимым довести это до конца. “Он не воскресает”, — гласило их глупое и самодовольное продолжение первоначальной истории. Тот же самый репортёр в поисках комментариев пытался дозвониться до меня, но меня не было. Брат Харольд МакКлинток ответил на звонок и отказался давать какую-либо информацию. Он позвонил Брату Билли, который сообщил ему, что ничему подобному никто не учил. На основании этого репортёр попытался вызвать противоречие между мной и Братом Билли Полем, чтобы наработать ещё больше газетного материала, но дешёвая попытка провалилась.
Статья была полна порочной и вымышленной лжи. Там даже было сказано, что я привёл на кладбище семьсот человек, чтобы воскресить Уилльяма Бранхама из мёртвых. Мои друзья по всему миру, прочитав эту статью, качали головами и говорили: “Пэрри Грин с ума сошёл!”
Но истина состоит в том, что во вторник, когда я уезжал из Джефферсонвилла назад в Тусон, я даже не знал, что Брата Бранхама будут хоронить в следующий понедельник. Этого не знал никто, пока Сестра Бранхам, приехав, не приняла решение.
Те самые люди, которые подходили ко мне в Джефферсонвилле и говорили мне “держать язык за зубами”, в своих беседах с прессой справились едва ли лучше. Их спрашивали, что они думали о Брате Бранхаме. Репортёры запросто искажали их правдивые ответы. Они говорили: “Ну, он был больше чем пророк”. Их слова преподносили таким образом, что они не верили, что Уилльям Бранхам вообще воскреснет из мёртвых. Тогда уже я задавал им вопрос, верили они этому или нет. Наконец, после некоторого опыта с дешёвой журналистикой, они сами осознали, что мои слова искажали так же, как их.
Я не говорил того, что тот репортёр написал в газете. Но я хочу сказать следующее: я был последним служителем, рукоположенным этим пророком Божьим, я почитаю это за великую честь. Я был последним человеком, которого он видел в видении на публике. Я был последним проповедником, чью проповедь он слышал; и я чувствовал себя как Тимофей, проповедующий в присутствии Павла, или один из учеников в присутствии Иисуса. Это было нелегко, но он попросил меня это сделать, и я благодарен Богу, что мне хватило на это мужества. Я имел честь быть последним, кому он преподал Вечерю Господню, и последним, кто её преподал ему. Я был первым человеком, прибывшим на место аварии, кроме тех, кто уже там был, когда она произошла. Я был первым человеком, увидевшим автомобиль. Я был первым, кто увидел, как он пришёл в сознание, когда я рассказал ему о знамении на луне. Я был первым верующим, которому стало известно, что он покинул жизнь сию. Я был первым верующим, увидевшим его тело. Я был первым верующим, кто увидел его в белой одежде. Я имел честь и ответственность путешествовать с его останками по дороге на родину. Так как день рождества не есть день рождения Господа Иисуса Христа, рождество навевает мне совсем другие воспоминания. Хотя, согласно мирскому понятию, наш брат “скончался”, я всё же чувствовал у него помазанное присутствие. Как я уже говорил раньше, мои глаза были последними, кто видел его земные останки, но я верю, что буду одним из первых, кто увидит его воскресшее тело, когда воскреснут мёртвые во Христе.
